Так, всей лабораторией, мы перешли на новое место работы, которое впоследствии стало называться Институтом медико-биологических проблем. Институт возглавил А.В. Лебединский, а В.И. Яздовский стал его заместителем. Организационный период для нас прошел без особых сложностей: мы продолжали свои эксперименты на базе Института кардиологии, то есть ничего менять в своей работе особенно не пришлось. Той же весной было решено послать в космический полет врача-исследователя. Среди нескольких кандидатов был и Борис Егоров, работавший в соседней лаборатории и так же, как и я, перешедший в новый институт. Он интенсивно стал готовиться к полету, который состоялся в октябре 1964 года. Борис входил в состав экипажа многоместного косми ческого корабля «Восход» вместе с командиром Владимиром Комаровым и инженером- исследователем Константином Феоктистовым. Они взлетели «при Хрущеве», а приземлились уже «при Брежневе» - за те несколько дней, что космонавты провели в полете, Никиту Сергеевича «по собственному желанию» отправили на пенсию по решению Политбюро КПСС... Как и Борис, я работал младшим научным сотрудником, мы с ним даже оказались соседями по дому на Бережковской набережной. В нем построили квартиры артисты из «Березки», из ансамбля Игоря Моисеева, из консерватории, филармонии... С Борисом Егоровым мы не только были соседями, но и дружили. Оказалось, что даже наши дети - моя дочь и его сын -родились в один день и в один год. Наши отношения не изменились и после полета Бориса в космос, хотя он сразу пошел в гору.

В институте Борис получил повышение - возглавил отдел, потом сектор... У него возникла идея послать в космический полет не просто врача-исследователя, но одновременно и лабораторных животных. Этой идеей он увлек и меня, но я работал не в его отделе. Предстояло поговорить с Леонидом Иванови чем Какуриным о своем интересе к новой идее и о неизбежном поэтому переходе в отдел Егорова. Какурин очень удивился неожиданному для него моему решению: «Как же так? Ты хочешь забросить свою почти готовую диссерта цию?» Но я убедил его... В отдел к Борису уже перешли мои однокашники по академии Евгений Ильин и Слава Корольков. Вскоре к ним присоединился и я. Мы начали готовить эксперимент с собачками Ветерком и Угольком, которым предстояло полететь в космос. Мы были молоды, энтузиазма у нас было хоть отбавляй, настроение у всех было приподнятое, потому что тогда у нас в основном все полу чалось. Мы готовили собак специально для полета - вживляли электроды, чтобы записывать миограммы; в область аорты вживляли специальные катетеры, чтобы регистрировать кровяное давление... Было решено кормить собак в космосе искусственным образом - через фистулу в желудке. Пришлось разрабатывать для них гомогенизированную пищу, чтобы она попадала в желудок порциями... Мало того что собак приходилось оперирировать, вживлять необходимые датчики, им нужно было сделать соответствующие костюмы, а потом и контейнер, в котором они должны были находиться в космическом корабле... Надо было даже отрезать у собачек хвосты, потому что специалисты по жизнеобеспечению сказали, что принудительной вентиляции и очистке контейнера хвосты мешают. Эту неприятную операцию у взрослых собаках Борис поручил провести мне... Съем информации должен был проходить в автоматическом режиме, так же автомати- чески должны были работать системы промывки зонда и поступления пищи. И все это надо было «проиграть» на земле, и не раз. Мы таскали своих собачек по институтамсмежникам, нас изматывали бесчисленные комиссии по приемке тех или иных направлений эксперимента... Работали мы без отдыха и подготовили сложнейший эксперимент менее чем за год. Ветерок и Уголек полетели в космос в 1965 году - сначала автономно, без человека, так как надо было проверить, как они выдержат все это в космосе. Летали они 22 дня, и, несмотря на тщательную подготовку, пришлось собач- кам несладко. В результате длительной работы по подготовке эксперимента у меня опять скопилось немало интересного научного материала - уже для другой диссертации (первая так и оставалась лежать втуне). Пока шла подготовка эксперимента, в моей личной жизни произошли изменения.

Начались нелады с женой, которые стали настолько тягостными, что я собрал вещички и ушел из дома на Бережковской набережной в никуда. Мама вынуждена была увезти Дашу в Ленинград, а я «кочевал» - жил то у одного приятеля, то у другого. Пожил немного и у Володи Ухина, знаменитого тогда ведущего популярной и по сей день телепередачи «Спокойной ночи, малыши». Жена Володи тоже работала в «Березке». Ухины жили в том же доме на Бережковской набережной, в одном подъезде со мной, только этажом выше. Такая бытовая неустроенность становилась уже утомительной, и в той трудной для меня ситуации Борис Егоров пришел мне на помощь. Он не только стал ездить со мной по каким-то конторам, ведавшим кооперативным строительством, чтобы узнать, где есть готовые к заселению жилые дома, но и помог мне своей известностью «влезть» в один из них: знаменитому космонавту тогда не могли отказать в просьбе за друга. Мне предложили квартиру на первом этаже готового кооперативного дома на улице Мишина. Обычно квартиры на первом этаже при жеребьевке все боялись «вытянуть», поэтому в некоторых кооперативах их даже не разыгрывали, а оставляли для «пожарных» случаев. Моя ситуация как раз подходила под такой случай. Мне же было все равно - лишь бы иметь свою квартиру. Борис дал мне взаймы приличную сумму, чтобы я мог оплатить первый взнос, и вскоре я уже зажил независимо: купил раскладушку, минимум вещей и наконец-то почувствовал себя человеком. Домой я приходил только ночевать, так как с головой погрузился в работу.

Пока мы готовили к полету своих собачек, начался отбор врачей для будущего косми- ческого полета. Выбрали нас троих - Евгения Ильина, Александра Киселева и меня. Нами руководил замечательный психолог Федор Дмитриевич Горбов. Человек удивительно одаренный, невероятной эрудиции, он занимался психологическим отбором кандидатов для полетов в космос. Пройти отборочную медицинскую комиссию было очень трудно, потому что человека проверяли, как говорится, «по всем косточкам». Он должен был быть не только здоров, но еще и определенным образом устойчив к разли чным воздействиям, например, вестибулярным. На этом чаще всего и «сыпались» многие вполне здоровые ребята: не каждый мог переносить бесконе чные вращения с наклонами головы и другие испытания. Я прошел через все это благополу чно. Очень тяжелым было испытание на центрифуге, когда человека проверяли на устойчивость к перегрузкам. Нас вращали в ней до двенадцатикратных перегрузок, то есть наш вес увеличивался в двенадцать раз. Это очень серьезное воздействие на организм. Дышать при этом трудно, это целая наука. Уже при шестикратной нагрузке дышать грудью не физиологич- но, потому что кислород тратится на обеспечение мускулатуры межреберных мышц. А при восьмикратной перегрузке ты вообще уже не можешь вздохнуть, так как на тебя наваливается невероятная тяжесть. Поэтому надо было набиться «дышать» животом. Находясь в центрифуге, человек держится руками за тангетку, которая находится перед ним, между ног. Если он теряет сознание, то руки разжимаются и центрифуга автомати чески останавливается... Испытание это очень трудное, очень серьезное, но зато можно было установить, насколько кандидат в космонавты устойчив к такого рода воздействиям... Помимо этого были специальная подготовка, парашютные прыжки... Полный набор того, через что должен пройти человек, готовящийся к космическому полету. И при этом мы продолжали работать в институте. Только молодость, запас жизненной прочности и желание участвовать в новых экспериментах позволили нам это выдержать. Все вроде бы у нас шло так, как мы и задумали: Уголек с Ветерком пролетали свои двадцать с лишним дней, побив все тогдашние рекорды по пребыванию живого существа в космосе (пока американцы на своем «Скайлебе » не пробыли там тридцать суток), мы тренировались, проходили бесконечные обследования...

И вдруг нас троих вызывает к себе Борис Егоров. К тому времени наш первый директор, Андрей Владимирови ч Лебединский, умер и институтом стал руководить Василий Васильевич Парин. Он тогда, как говорится, носился с идеей найти такое место на Земле, которое по своим экстремальным условиям для проживания человека было бы похоже на условия пребывания его в космическом пространстве. В результате для проведения эксперимента выбрали антарктическую станцию «Восток », находящуюся на высоте около 4000 метров над уровнем моря, да еще и на полюсе холода Земли. В разговоре с нами Борис Егоров рассказал, что кому-то из нашей хорошо подготовленной к полету троицы вместо космоса надо на год поехать в Антарктиду, поселиться там на станции «Восток», где люди длительное время живут в условиях ограниченного пространства, в изоляции от большого мира, на высокогорье, условиях сверхнизких температур... Там надо будет организовать лабораторию и провести исследования широким фронтом. Предлагая нам самим сделать выбор, Борис старался при этом смотреть на меня. Я пришел домой и стал обдумывать услышанное, взвешивать все «за» и «против ». Если скажу «да», то сразу вылетаю из числа тех, кто намечен к полету. Вдруг утвердят меня, а я уже решил ехать в Антарктиду? Мотивация для отказа Борису была достаточно веская. Но, с другой стороны, у двоих из нашей тройки есть жены, дети, а я живу один... И потом, пока еще подойдет время полета, а я за этот год узнаю много нового, да и смогу подзаработать за зимовку - надо же отдавать долги за квартиру... Пока я так судил-рядил, у меня оформилась главная мысль: в космос-то я еще успею попасть, но зато в кои-то веки попаду в Антарктиду... К вечеру я принял окончательное решение и сразу позвонил Борису, не дожидаясь встречи назавтра в институте. «Я так и знал, что ты согласишься ». - «Как ты мог знать, если я решил только что?» - «А когда я еще с вами разговаривал, то видел, что в твоих глазах что-то загорелось... »